...И я снова тревожу тебя своим письмом.

 

Но почтальоны, словно сговорившись, не приносят ответа – в почтовом ящике пусто, и я начинаю думать о его бесполезности. Буду читать газеты...

 

Собственно, я никогда не знал, зачем пишу тебе и о чем пишу. И, слава богу, пока не прыгают буквы и не дрожат руки; а все с того, что я спокоен, размерен, и мне ни до чего нет дела, кроме этого письма, которое я вряд ли отправлю, ибо нет ни конвертов, ни денег. Что ж, будем читать друг друга без писем...

 

В городе моем все стало незнакомым и серым, словно я никогда не жил здесь и теперь боюсь заблудиться среди одинаковых пятиэтажек, сонно вздыхающих зашторенными окнами.

Вот – весна...

 

И где уж до веселого щебетания птиц, до звона ручейков, до приветливых прохожих – или я перестал радоваться жизни, или она, напротив, перестала быть прекрасной. Что-то надломилось, как кусок хлеба, - и вот уже падают крошки на стол. Это я во всем виноват, что позволяю себе подобные мысли.

 

Да, самое прекрасное – вне меня: нужно лишь увидеть это: и серебряные лужи в свете фонарей, и косой забор автобазы, и нудное мигание светофора, и вырытую яму у дороги...

И еще много-много интересного.

 

Мне жаль тех, кто говорит об убожестве мира; о том, что здесь жить невмоготу и писать здесь не о чем. Они хотят быть большими, как вселенная; а я хочу быть маленьким, но теплым...

 

Зачем мне холод и невесомость?

 

Я хочу вмещаться в кровать, как в гроб, и смотреть в телевизор, как на восход солнца. И писать тебе о том, что нелепое одиночество, которое сейчас подкатило ко мне, как троллейбус к остановке, - и из него высыпались воспоминания-пассажиры и заспешили в разные стороны; и скоро, совсем скоро, я потеряю их из виду, потеряю навсегда, как мелочь из дырявого кармана...

 

И они будут жить где-то сами по себе. Вот и приходят стихи, неприкаянные и прозрачные, безупречные и стеклянные. И ты уже не выдуваешь разноцветную форму, а лишь ходишь с тростью по мусорным улочкам и собираешь пустые бутылки. Это я не о тебе...

 

Моя фантазия постепенно атрофируется, ее сменяет рассудительность и созерцание. И это хорошо.

 

Мне нет дела до того, что творится во вселенной – ее слишком много и она везде одинакова; мне нет дела до того, что у каждого человека есть некая аура – это ничего не меняет; что мне с этого знания – ни жарко, ни холодно. В мире много подобного хлама.

 

Я хочу быть там, где ты...

Обыкновенное желание – желание-привычка, желание-привязанность, желание-любовь...

 

Но то, что я реально могу сделать, -- пройтись поздним вечером по сонной улице, выкурить пару-трешку сигарет, подумать о том, что было бы приятнее идти вдвоем...

А так... пишу...

Пишу, что очень скучаю по тебе, что постоянно говорю с тобой.

И жду, жду, что ты когда-нибудь приедешь...