* * *

Легенда об Агасфере, Вечном Жиде, такова: Когда Христа вели на Голгофу под бременем креста, Он остановился для краткого отдыха у дверей в дом сапожника Агасфера. Хозяин же оттолкнул Его и велел идти дальше. Христос посмотрел в глаза Агасферу и сказал: «Ты не умрешь, пока Я не приду».

 

За свое преступление Агасфер был наказан бессмертием, обречен был на скитания и мучения совести, дожидаясь второго пришествия Христа, Который должен был снять с него зарок. Агасфер приходил в мир каждые тридцать лет, а если кто-нибудь стучался в его одинокое жилище, он спрашивал гостя: «Не пришел ли еще Человек с крестом?»

 

На этом бесконечном пути Агасфер должен был искупить свой грех, а его смерть означала бы пришествие Спасителя...

 

1.

Был вечер. Закат сыпал искры в Тобол

И волны окрашивал алым.

Был город, который острожников вел

По опустевшим кварталам.

В немытые окна таращился люд:

«Кого там по улице грязной ведут?»

 

Как прежде, темнел облаками восток,

И в воздухе тускло и сыро.

И падали черные комья с сапог

Простуженного конвоира.

В дощатых домах – пересуды зевак:

«Сегодня их пустят в расход, или как?»

 

Преступников лица кроваво-черны,

Пугают щетиной колючей.

Закат догорает. Начало весны.

И ворон кружится над кручей.

Соседские дети уже тут как тут:

«Смотри, у преступника слезы текут!»

 

Улица узкая тянется вверх,

Как запятая стремится в апостроф.

Охранникам вновь не хватает на всех

Махорки прокашляться вдосталь.

Мещане вздыхают в сердцах об одном:

«Курили б они не под нашим окном...»

 

Но вот заключенный, с бубновым тузом,

Сбив ноги о щебень и камни,

Устало присел на пороге сухом.

Вдруг скрипнули петли, хлопнули ставни –

Хозяин, стряхнув с бороды разносол,

Толкнул его в спину и крикнул: «Пш-шел!»

 

Несчастный скатился в талую грязь

Под хохот в дыму папиросок.

В разбитых устах вдруг улыбка зажглась,

Но взгляд был печален и жесток.

И узник сказал ему, словно в бреду:

«Ты не умрешь, пока Я не приду...»

 

За огородами, там, где тайга

Вцепилась мохнатыми лапами в город,

Вырыли ров; за четыре шага

Встали; и щелкнули глухо затворы.

Выстрел за выстрелом – разве впервой

В небо идти за вечерней звездой?..

 

2.

...Я видел: жрецы суетились с утра –

Нынче пирует Нерон-император:

Знать, радостно видеть святого Петра

Вниз головою распятым.

Приговоренный шептал мне любя:

«Брат мой! я буду просить за тебя...»

 

...Я видел: безумно горели глаза

У ведьмы сквозь дымное пламя;

Огонь сладострастно ей бедра лизал,

Куражась как будто над нами.

Она же спросила меня одного:

«Согрелся ли ты у костра моего?»

 

...Я видел: на площади шалый медведь

Опричника грыз молодого;

Щелкала грозно кровавая плеть,

Колеса и колья готовы,

Пышут котлы, скоро сруб запалят: «

Бессмертный! не правда ли, славно горят!..»

 

...Я видел, как жжет металлический прут

Худые, немые, лиловые спины,

Я слышал, как пушки свой знак подают

С Алексеевского равелина,

И сытые крысы пищат вразнобой:

«Ты тоже желаешь сидеть под Невой?»

 

...Я видел веселую пляску господ,

Что в рубищах грязных и рваных,

Я видел, как гадит в парадны народ,

Друг друга вешая спьяну.

И голос картавый до боли знаком:

«Что же ты контру не колешь штыком?»

 

...Я видел: стальная колючая вязь

По лесоповалам и копям,

Как вьюн ядовитый кругом разрослась

И радует души холопьи.

Всюду – тюрьма, и в трубке – сурьма.

«Знай, что свобода твоя – Колыма...»

 

...Я вижу, что стая сыта и крута,

И светом торгует не глядя.

Нищие вновь занимают места

 На паперти, -- «Дай Христа ради,

На свечку монетку с двуглавым орлом –

И будем ждать Человека с крестом...»

 

3.

Мне каждый камень в пустыне знаком,

Я веду дружбу с колючкой и терном,

С черной дорогой и рыжим песком,

Даже с вечерней звездой непокорной.

Но свет ее хрупок, почти как стекло:

«Знаешь, опять тридцать лет истекло».

 

Город все тот же, но лица бледны,

Словно осыпаны пудрой и мелом.

В душной хрущевке – четыре стены –

Это мои вековые пределы.

В клетке бетонной свободы полно.

Если, конечно, не смотришь в окно...

 

Мне с черной ночью идти под венец,

Чтоб одиночество сверить по звездам,

Холодною сталью трамвайных колец

Души связать. Но раздумывать поздно –

Вечность в запасе лежит у меня,

Целая вечность – до судного дня...

 

Выпало мне мостовую мостить

У завитков мозаичного Спаса,

Чувствовать впредь, как натянута нить

Комендантского часа,

Нищим бродяжкой на лавке в саду

Спать беспокойно у лип на виду.

 

Голос мой глуше, чем тишина,

Какой затоварены все переулки,

Улицы, площади, -- город сполна,

Что в проводах отзывается гулко,

Перебирает в кармане ключи:

«Попробуй, заветный себе отыщи...»

 

Мне в подворотнях встречать воронок,

Синюю форму, согласно природе.

Скажут сквозь зубы: «Пошел-ка, сынок!»

Когда я им в дряхлые пращуры годен!

Мне каталажка знакома давно –

С моею свободой она заодно...

 

Впрочем, назад возвращаться пора,

Подобно немому Сизифу - за камнем...

В городе вновь слышен звук топора,

В городе снова захлопали ставни –

Им вечный пустынник в оскомину. Что ж,

Я не умру, пока Ты не придешь...

 

4.

--Что ты здесь ищешь, в кварталах моих,

Разбросанных спьяну начальством острожным?

Кого ты на тракте Сибирском настиг,

Зачем забираешься зудом под кожу?

Ты – странник, я – город, ты – путь, я – верста.

Здесь для тебя остановка не та...

 

 - Снова паломники, словно в Содом;

 Мой старый вокзал весь заплеван и выжат,

Все ищут кровавый Ипатьевский дом,

Как будто без этого дома не выжить.

Но чувствую я – ты пришел неспроста,

Но здесь для тебя обстановка не та...

 

- Вот хлеб, вот картошка; мой стол небогат;

 Прощения ждешь? - что ж, ступай себе с Богом,

 Мерцанье моих монастырских лампад

Тебе, как по звездам, укажет дорогу.

Тебе вся Россия – святые места.

 Но для спасенья – эпоха не та... -

 

- Эй, постовой, посмотри, что за рвань,

Там трется о мрамор? Гони ее в шею!

За дачи уплачено, собрана дань.

Думаешь, что я тебя пожалею?

Чувствуешь, странник, запах кнута?

Здесь для тебя крутосфера не та...

 

- Зачем ты пришел ко мне? Видишь, полно

Здесь всякого разного важного сброда,

Под юбкой моих золотых куполов

Все проститутки – кремлевского рода.

Зачем тебе, сирый, мирская тщета?

Здесь время не то, и Голгофа – не та...

 

- Мой брат! Ты вернулся! Ты сер и искрист,

Как складки моих виртуозных каналов,

И грязен, как мелко исписанный лист,

Какого в музеях моих не хватало.

Мы связаны вместе зароком Христа –

Но здесь для Спасителя – местность не та...

 

5.

Ставни закрыты, и в комнате тьма,

Хлопает ветер вьюшкой печною.

Бродит сквозняк, как сошедший с ума,

Мыши пищат за дощатой стеною.

Пахнет капустой и воском свечным.

Хозяин в качалке сидит недвижим.

 

Вдруг дверь заскрипела противно и зло,

Вздохнули в сенях половицы.

Кого на ночь глядя еще принесло,

Кому еще ночью не спится?

Но голос печальный до боли знаком:

«Хватит сидеть, собирайся, пойдем!»

 

Капли кровавые на клобуке,

Пот ледяной от извечной работы.

Призрак присел на топчан в уголке,

Косу-литовку поставил поодаль.

Вокруг его рыжие свечи горят,

Взгляд его странно-печален и свят.

 

Хозяин ему отвечает в ответ:

«Прости меня, Отче, я грешен,

Я ждал Тебя целых две тысячи лет,

Но вот все равно безутешен.

Зачем я пойду Твое царство топтать.

Мне рай мой трухлявый и будет подстать.

 

Прости меня, Отче, сними свой зарок –

Пусть век мой окончится вскоре.

Я исходил сто путей, сто дорог,

Но видел лишь смуту и горе.

Прости их, спаси их, кто тьмою объят,

Ибо не знают они, что творят.

 

Знаешь, я к вечной дороге привык,

Мне ли просить за страданье награды,

И лицезреть Твой сияющий лик,

И, недостойному, быть с Тобой рядом?

Лишь кажется мне, что и в новый черед,

Тебя кто-нибудь, как и я, оттолкнет...

 

PS.

Вдруг смерть засмеялась беззубо и зло:

«Маразм меня старческий косит, похоже...

Я обозналась... Тебе повезло –

И ты, грешным делом, запутался тоже. Т

ак что, милок, не спеши на покой –

Мне еще долго работать ... одной...»

 

июль, 1997