1.

Это будет среди – посреди – новогоднего шума,

Легче воздуха, легче снежинок. Нежданно

Я пойму, как прекрасно не видеть, не слышать, не думать.

Город – твой; в этом городе редко поется осанна,

Алый всполох зари – для тебя; и сродни океану

Ледяные проспекты. Куда поплывем мы

И кому мы раскроем свои захмелевшие души?

Удивительно время, какое мы можем нарушить,

Лестны будут слова, с одиночеством переплетенные.

И когда – никогда – целый мир станет строже и суше,

 Нас забудет закон, что на всех поцелуев не хватит,

А подарит нам целую вечность для снов и объятий.

 

2.

Эпиграфика вьюжных ночей так внезапна и неуловима.

Лишь бы сбились часы – заблудились, как пьяный прохожий

Явно путает улицы. Снежного дыма

Город полон. Огни с наваждением схожи.

А в хмельном погребке, где часы незатейливы тоже,

Легкий джаз перемешан с челябинским пивом

И с бездумным народом, что вместе с дешевыми тостами

Уплетает заморскую пиццу. И нетерпеливы мы,

Лелейно-небрежны мы и здесь случайные гости мы.

И весь мир вдруг навязчивым вышел мотивом

Наших губ, наших рук, наших жестов, и слов, и печали, -

Арматурой стальной, на которой мы полночь качали…

 

3.

Эта повесть случайных полна остановок, как будто

Леший мерно кружил по проспектам троллейбус. Случайно

Я прислушался - там, за окном, свои белые снежные сутры

Глухо вьюга читает. Ты слышишь тот голос прощальный?

А вокруг – только ночь, и огни, и печаль. Но

Ледяным переулкам когда-нибудь стать суждено лубяными,

И словам о любви обернуться любовью самою.

Утром вдруг мы найдем, что глаза наши стали иными,

Лист бумаги казенной – совсем неземною листвою.

И растают слова – и мы заодно вместе с ними.

Но пока – остановки считает кондуктор, и вьюга

Артистично нас манит быть центром морозного круга.