Все чаще начинаю думать о нелепости существования, о слепом времени, которое и вершит все свои трагедии... Эта фатальность, исполненная пессимизма, начинает преследовать меня, едва я вспомню о С.Л. Кошелеве. Какое-то наваждение пришло в этот мир, словно расплата за грехи, которые никому не известны...

 

Приезжаю из Екатеринбурга, в среду иду в университет, и мне говорят, что С.Л. умер. Сердце. На Г.Я. лица нет, еле выдавила, что похороны в четверг, в 12. Илья Ис. – а они были друзьями – едва держался, но побежал за цветами... Меня попросили написать черной тушью...

 

Я знал, что будет именно так. Кто-то предположил, что Кошелев – сам... и я допустил эту мысль.

 

Тогда, после нелепой смерти его Оли (господи, может, я ошибаюсь в имени!) я мог предположить все, что угодно. С.Л. появился в школе несколько раз – он должен был принимать у нас зачет – в своих привычных темных очках, чтобы слезы были не так заметны. Девчонки у нас боялись подходить к нему – не было сил смотреть.

 

Тогда же, летом, мы небольшой группой пошли куда-то на квартиру, чтобы ее помянуть...

 

«Дураки те, кто говорят, что любовь – счастье...» С.Л. очень долго не мог оправиться от этого удара – так и не сможет ее пережить. Он прочитал у нас часть курса – его любимого – вводные лекции по Сартру, Камю и экзистенциалистам... Я

 

 как раз отдал ему на рецензию «Кор. Спичек» - казалось, что кроме своих произведений, я ничем не могу помочь ему: просто, быть участным...

 

Порыв, может быть, и хорош, но ничего не значит. Тогда же, осенью, С.Л. пропал – никто не знал, где он. Лекций не было, затем их стал читать М.И. Бент, и вскоре из расписания экзаменов фамилия Кошелева была вычеркнута. Кто-то сказал, что его лечат в наркологии, кто-то – что его видели совсем недавно на остановке. Искать его было бесполезно – он не имел постоянного местопребывания. И в Екатеринбург я уехал, ничего о нем не зная…

 

На похоронах было много народу; все наши преподаватели, третий и четвертый курс; из пединститута. Стоял мороз, было ветрено, и мы постоянно заходили греться в подъезды. Я поднялся наверх, в квартиру...

 

С.Л. был седым...

 

Оркестр не приглашали, и вокруг стояла морозная тишина. Гроб вынесли на улицу. Затем очень быстро прошли к автобусу... На кладбище я уже не поехал. Вот и все...

 

И теперь я постоянно думаю: «Откуда мне знать, что поезда продолжают опаздывать, но в конечный пункт всегда приходят вовремя...» Попов говорит, что кончит так же... и тоже в тридцать семь? За девять дней до дня рождения?..

 

Теперь – пустота... И вины моей, наверное, очень много...