* * *
Осень срывает лист за листом,
И тишина наполняет округу.
Здравствуй! мы снова куда-то идем,
Тайно предчувствуя скорую вьюгу.
Вот тополя облетели. Село
Месит до полночи рыжую глину.
Снова погоду к дождям повело,
И вечером тянет к камину.
На серых подворьях – картошка, и с ней
Столько унылой возни и мороки!
И холодом тянет с черных полей,
И льются немые потоки.
За огородами бродит туман,
Спускаясь к оврагу докучливой Леты,
Или воришкой лезет в карман,
Натыкаясь в нем на сигареты, -
Вот и курю одну за другой
И вместо слов выпускаю колечки.
Быть может, мы к вечеру сядем с тобой
Смотреть, как уголья беснуются в печке.
И будет тепло и легко на душе,
Мы станем пить чай и смеяться
Над тем, что зима на пороге уже
И время пришло расставаться...
* * *
Здравствуй! вот снова писем пора –
Осени путь не расчерчен по датам,
И снова, как прежде, с утра до утра
Мне выпало быть порыжевшим солдатом...
Застава уже погружается в сон
И видит сквозь дрему немые пейзажи –
Казарменной вязью с разных сторон,
Дороги бегут, перемазаны сажей;
И видят: столбы телеграфные в ряд
Стоят, что слепые твои бедуины;
И желтые листья над ними кружат,
И мерно туманы сползают в долину.
В лесу, что наполнен криком ворон,
Как бочка садовая с грязной водою,
Сзывает полки медно-рыжий Гвидон
Затем, чтобы с богом идти за тобою.
И каждое слово так тщетно, и в нем
Ясней и ясней неизбежность разлуки.
И осень, как прежде, умрет за окном,
Оставив вослед невесомые звуки.
Так здравствуй! твой стражник задумчив и сер,
Уж делает метки на алом билете
И уезжает, как тот офицер,
Оставивший вензель чужой на браслете.
* * * Т
о ли звон сумерек, то ли печаль
Вновь заставляет искать карандаш... И –
Здравствуй! сегодня так суетна даль,
Что незаметны движения наши.
Все за окном опадает, как встарь,
Только темнее черты и изломы.
И мой нестяжатель и твой государь
Сегодня остались за стенами дома.
Что ж, сумерки нынче безбожно в цене,
Но нас ожидают околышки света,
И Кто-то в сокрытой от глаз вышине
Напомнит о тех, кто скитается где-то.
В душе неуютно и смутно, и с тем
Осадком пристало спешить за волхвами,
Что вслед за звездою идут в Вифлеем,
Но вряд ли уже возвратятся за нами.
Лишь к полночи мир оседает, и пыль
Внезапно становится светом и словом,
И переплетаются сказка и быль
В каком-то забавном прочтении новом.
И пусть те осколки от истин сей час
Приносит в твой дом ненадежная почта...
Так здравствуй! пусть сумерки скроют из глаз
Все то, что бы нас испугало воочию.
* * *
Все мысли – преступны, и чистым листом
Не станет поэт, что безгрешен и честен.
Здравствуй! скажи, ты уверена в том,
Что автор письма тебе точно известен?
Может быть, это лишь образ его,
Лик, наважденье, метафора, маска?
И он оставляет себя одного,
Чтоб трещины сгладить оконной замазкой
И выкрасить в цвет своего двойника
И осенью преданно встать у порога.
Но мысли – его, и знакома рука
И также отчетливы даль и дорога.
Как Блок, он не знает, где сон и где явь,
И бледны цвета – голубой и зеленый...
Ты тайно страницы его переправь,
Пока он другим отбивает поклоны.
А за разговором он слышит шаги –
Не по тротуару, а где-то под сердцем.
Какие ж в нем бесы, какие враги
От всех закрывают заветную дверцу?
И он обжигает сильнее огня,
Хотя в глубине холодней самой смерти...
И я пишу: здравствуй! и вижу тебя,
И тайнопись чисел пишу на конверте...
* * *
Ночь, как и встарь, оплавляет пути
Воском свечей неземного теурга.
Здравствуй! как будто всю ночь мне идти
До самого Екатеринбурга,
И дальше – на север, туда, где светло,
Где воздух свободен, избывен и ярок,
Где ветер не видит, но помнит число,
Где жив еще сосланный полночью Сварог.
Промчавшийся мимо шумный «Камаз»
Оставил лишь тусклые красные пятна,
Как будто все то, что было у нас,
Утеряно и невозвратно.
Но ветер здесь холоден; трудно дышать;
Навязчиво осень ведет в летаргию.
Но где-то вдали продолжает звучать
Божественная литургия, -
Для друзей и врагов, что в чужих городах
Ищут под вечер наложниц и водку,
Для улиц пустынных, для окон в домах,
Для всех надзирателей по околоткам.
Быть может, и ты остаешься верна
Веселым актерам во время антракта,
Где так легко позабыть имена
Шагающих ночью на север по тракту.
* * *
Что-то нарушилось в беге времен:
Что было медленно, вдруг стало скоро.
Здравствуй! не знаю, слышишь ли звон
Крестовоздвиженского собора?
Спустившись с холма, он стоит у моста,
В том месте, где мельница раньше крутилась,
Шумит в проводах, и меняет места
Так быстро, что кажется – все это снилось.
И сон, как бумага, сгорает дотла –
Что было написано – станет обманом,
Словно тот дьякон, что из-за угла
Приглядывается к прихожанам.
Но певчим еще не дарован исход,
И свечи еще зажигают во славу.
И, верно, поэтому песня течет,
Перебираясь с октавы в октаву.
Осенняя сырость и здесь; и окно
Покрыто испариной; и многолюдно;
Вновь раздаются хлеб и вино;
Но все неестественно, странно, как будто
Любые шаги – это только штрихи
К витавшему в воздухе запаху воска, -
От нас отказались давно пастухи,
Все тише и тише Его отголоски...
* * *
Здравствуй! сегодня был ветер и снег;
Завтра решился заклеивать окна.
Холодно в доме, и тяжек ночлег,
Словно все разом взялось и поблекло.
Впрочем, обещан покров в ноябре –
Вот несуразица с календарями;
Кто-то сегодня мешает игре,
Что завязалась с весны между нами.
Утром на лужах – прозрачная ткань,
Что не смываема, но износима;
Чья-то машина под окнами в рань
Прогромыхает навязчиво мимо.
Чьей-то рукой будет вычерчен круг,
Обложен по улицам щебнем и пылью.
Кем ты сегодня предстанешь, мой друг,
Руфью или Рахилью?
Мне невдомек, что в пределах моих
Кончилось время любви и тревоги –
Так, как кончаются улицы – с них
Что ты возьмешь, кроме новой дороги?
С тобой, без тебя ли? - зачем здесь гадать,
Что осенью было – не станет зимою.
Так здравствуй! пока я могу подождать,
Когда ты со снегом вернешься за мною.
* * *
Во всем, что теряет свои голоса,
Приходится видеть забавные маски...
Здравствуй! как радостна та полоса,
Что делает мир невесомым, как в сказке.
Все то, что безбожно обыденно и
Нетленно, как камень в груди Парфенона,
Сегодня теряет фигуры свои
И суетно нового ищет закона.
И все фонари, что в проулках пустых
Рождают лишь вьюжные снежные тени,
Сегодня готовы светить за двоих
И к звездам, и к небу оплавить ступени.
И те пешеходы, что вечно спешат
С котомками, сумками и кошельками,
Сегодня откроют неведомый сад,
Посмотрят на мир другими глазами.
И колокола, чей простуженный звон
Так долго был моден и лицемерен,
Сегодня вернут его тем, кто спасен,
Очищен, восторжен, надежен и верен.
Но этим словам неизвестен исход –
Придется им вновь обернуться стеною –
Хотя бы на время, пока жизнь течет
Несказочной, горькой, ночной полосою.
* * *
...Я смотрю на соломенных куколок, те
Мне улыбаются робко, но чинно.
Здравствуй! сегодня в ночной темноте
Воздух наполнен воском и тмином.
Все эти сны кавардачны, и к ним
Вряд ли помчится истолкователь,
Который привык быть слепым и сухим
И не снимать суетливо печати.
Сон подпоясан травой-муравой,
Сон так похож на смешные игрушки,
Сон театрален, а значит, что мой
Пьеро будет плакать от шуток Петрушки.
Быть может, проснется, когда и делить-
То нечего будет, и станет вдруг страшно
От мысли, что вновь обрывается нить,
Связавшая завтрашний день и вчерашний.
Мой сон – только сон, и ему не до тех,
Кто вскользь опоясывает переулки,
Ему хорошо, когда он слышит смех
И видит, как бродят забавно фигурки
По комнате сонной от шкафа к столу,
Зовут нас куда-то и машут руками.
Так здравствуй! сегодня я спрячусь в углу,
Чтоб за твоими подсматривать снами...
1993
|