Был уже сентябрь, но хутор, еще с самого конца июня, как только прошли первые карательные войска, казалось, опустел безнадежно. Все дороги были разбиты гусеницами, комья грязи затвердели и теперь были похожи на огромные черно-рыжие валуны; закопченные печные остовы упирались в небо, словно поддерживали его, смешно и нелепо; несколько хат уцелело, но сейчас они смотрели на огороды разбитыми темными окнами; кое-где до сих пор кудахтали куры, примастившись у полуразрушенных или обгоревших сараев и доклевывая оставшееся зерно. Два месяца назад хутор казался красным от крови, а теперь вот все почернело, запылилось, посерело и даже затянулось паутиной...
«Вообще, история русской литературы есть история уничтожения русских писателей», - занес в свою записную книжку Вл. Ходасевич и приложил список имен: начиная с мятежного Аввакума. «Что-то страшное творится с Россией», - сокрушался Дм. Мережковский, не по своей воле пакуя чемоданы. «Воры, пьяницы, разбойники, совершенно в духе злодеев Разина и Пугачева, только гораздо страшнее», - говорил о новой власти Иван Бунин, первый из русских писателей, получивших Нобелевскую премию…
Современное переразложение понятий явилось, пожалуй, причиной теоретического хаоса в литературоведении и критике – неопределенность нашей эпохи и нашего бытия предстала в виде всевозможных частных определений того или иного порядка. Общая растерянность и невозможность адекватного понимания литературной действительности обернулись безудержным разнообразием литературных направлений и тщетными попытками хоть как-либо их обосновать...
В наше время отношение ко всем «школьным» романам достаточно настороженное – несколько поколений кряду не могут позабыть горького вкуса идеологических схем, которыми, подобно паутине, была опутана русская классика. Мне приходилось общаться с начитанными и эрудированными людьми, которые, тем не менее, едва заслышав такие названия, как «Отцы и дети», или «Гроза», или «Преступление и наказание», тотчас пытаются переменить тему, либо морщатся, либо смотрят на тебя с недоумением...
Мне знакомы... Черный крест, Чуть кривой антенный шест, Перекресток, угол дома; Сонный сад сквозь благовест Смотрит в мир; и невесомо Снег кружит; вороны с мест Посрывались; дым окрест...
...Одна моя хорошая знакомая, сестра в отделе реанимации, рассказывала, что однажды им не удалось откачать одного молодого человека лет двадцати-двадцати трех – он настолько изморил себя постом и грубой пищей, что Гоголь на смертном одре рядом с ним – цветущий и здоровый. Года три назад он открыл для себя карму, что научила его питаться моченым зерном и другими злаками; он сменил обычную одежду на долгополый халат, так похожий на цветастый саван и в таком виде появлялся на городских улицах.
Не знаю, насколько действительно актуальна для нашего времени проблема христианского миропонимания. Меня смущает слишком многое, но прежде всего то двойственное отношение к христианству, которое не дает прикоснуться к истине. Мне приходилось разговаривать с разными людьми, которым, даже несмотря на то, что они верят в бога, кажется, что их обманывают; будто все то, что должно быть животворящим светом, является светом лишь понарошку...
Э.Т.А. Гофман, автор «Щелкунчика» и «Золотого горшка», в такой же степени сказочник, как, к примеру, Аристотель – фантаст; Гейне, в своей «Романтической школе», называют его самым приближенным к реальности писателем; воззрения его кота Мурра, кстати, являются ничем иным, как отличной иллюстрацией к философии мещанства, перед которым тупеет и ржавеет меч любой религии. И вот этот романтик с глазами реалиста (можно, впрочем, и наоборот) вызывает на свет, подобно своему современнику Арниму, множество привидений, переплетая их между собой так, что сами привидения подивились бы безудержной фантазии их создателя...
...Они добрались до канатной дороги на Машук почти перед самым ее закрытием. Даша все смотрела на вершину горы, куда уходил толстый стальной провод, и даже чуть было не споткнулась. Сергей Сергеевич улыбнулся дочери, сказав, что иногда следует подглядывать под ноги, но улыбка вышла неестественной, выразив разве что усталость, недовольство собой и погодой и еще что-то. Впрочем, он и отметил про себя, что теперь смеяться, даже если смешно, совсем не хочется. Они целый день бродили по Пятигорску, заглядывая то в мелкие лавочки, то в вычурные бюветы с минеральной водой, то в тенистые аллеи, и даже говорили о чем-то мистическом.
Потребность в страхе у человека – потребность старинная. «Бал» чудовищ, который он периодически устраивает для себя – бал вполне мирный и естественный, где в тусклом свете танцуют эмоции, где пугаешься от каждого шороха, каждого звука; небольшой оркестрик, что разместился на балконе, не выпускает на свободу веселые переливчатые трели, он не нуждается в виртуозности – его мастерство заключено в чистоте долгих нот, в давящим разложении звуков на минорные спектры; пусть во всем будет предвосхищение взрыва и чумного смеха...
После вечерней службы в церкви задержался один посетитель – маленький сухонький старичок, одетый в рваное грязное пальтишко, в залатанные штаны и в ботинки без шнурков. Он усердно молился и позабыл, что время уже позднее и пора уходить. К нему подошел святой отец, положил руку на плечо и сказал, что надобно, мил человек, покинуть храм. В это время из-под купола вдруг спустились три прекрасных ангела – и церковный зал наполнился чистым светом. - Давайте сыграем в прятки... – неожиданно предложил один из них.
В своей известной работе «Диалектика мифа» А.Ф. Лосев заметил, что каждый человек, каков бы он не был, может быть интерпретирован как миф; его субъективная история (или личностная история) зачастую воспринимается как мифическая, конечно, при условии, что она выражена в словах...
Пожалуй, первая задача художника – определиться относительно традиции. В современном авангарде довольно влиятельное положение занимает идея того, что неприятие традиции есть условие творческой свободы – и на первый взгляд авангардисты действительно правы в этом. Но, как правило, первый взгляд – взгляд во многом поверхностный и иллюзорный, а тем более подле такого понятия, как свобода. То, что перед нами действительно сильнейшая в современной культуре иллюзия, и следует объяснить ниже. читать дальше
...С утра – нежданный дождь, и небо мутно, серо, Как будто злой чудак нарушил всуе краски, И вот уже к окну я подхожу с опаской, Чтобы взглянуть на мир из-за угла портьеры...
У моего друга отец – страстный почитатель Ивана Бунина. У него дома есть небольшой шкапчик с непременным графинчиком – самое лучшее в жизни любого человека: пропустить пару стопочек перед ужином с устатку. Сразу за домом начинается сосновый лес, пахнущий смолой, хранящий прохладу в знойный полдень и тепло – в полночь. И хорошо, когда есть с кем поговорить – или даже с чем. Не все ли равно. Будем разговаривать, как дети – сами с собою или со своими игрушками. И вряд ли будет кому забота нарушать такой порядок вещей...